\я вся такая ассоциативная\
папа...
...что такое папа...
каждый раз пытаюсь быть нежной, срываюсь в секс. люблю - до луны и обратно, переполняю чашки на весах и плещусь-плещусь-плещусь-плещусь. каждый раз пытаюсь поймать отрубленную голову, каждый раз нахлобучиваю её, поймав, и теряюсь в обретенной реальности. каждый раз, когда слышу "ты похожа на мать", прикусываю язык, мысленно говоря себе - на отца, на отца, счастлива та, кто больше похожа на отца, я буду счастлива, я на него похожа. и, срываясь в истериках, требующих улыбки и молчания, истерики-внутри-меня-пепел-моя-помпея, мой внутренний кот приносит мне кофе за столик, бесшумно удаляется, оставляя всего себя в одном горьком глотке, который в очередной раз выдавит мою собственную горечь из горла и можно будет снова начать есть.
хитро очерченный овал лица хитрит даже сам себе - от щеки до щеки пролегают хронометры для измерения идиотизма ситуации и искренности изображения взаимного удовольствия. в итоге, обе две в оба два уха и обе две же с ямкой и яблоком. посыпь меня корицей и выскобли меня ветром, втроем всяко больше Оно, чем онО, а то выть по-волчьи от лишнего, а без лишнего - и всем "ничего личного".
правда, возможно, и так - ничего личного. слезы - вода, лазанья - еда.
папа, умри во мне, я хочу быть собой, а не тобою в зеркале, не несбывшимся, а самой собой, папа, ты человек,
а я - кошка.
...что такое папа...
каждый раз пытаюсь быть нежной, срываюсь в секс. люблю - до луны и обратно, переполняю чашки на весах и плещусь-плещусь-плещусь-плещусь. каждый раз пытаюсь поймать отрубленную голову, каждый раз нахлобучиваю её, поймав, и теряюсь в обретенной реальности. каждый раз, когда слышу "ты похожа на мать", прикусываю язык, мысленно говоря себе - на отца, на отца, счастлива та, кто больше похожа на отца, я буду счастлива, я на него похожа. и, срываясь в истериках, требующих улыбки и молчания, истерики-внутри-меня-пепел-моя-помпея, мой внутренний кот приносит мне кофе за столик, бесшумно удаляется, оставляя всего себя в одном горьком глотке, который в очередной раз выдавит мою собственную горечь из горла и можно будет снова начать есть.
хитро очерченный овал лица хитрит даже сам себе - от щеки до щеки пролегают хронометры для измерения идиотизма ситуации и искренности изображения взаимного удовольствия. в итоге, обе две в оба два уха и обе две же с ямкой и яблоком. посыпь меня корицей и выскобли меня ветром, втроем всяко больше Оно, чем онО, а то выть по-волчьи от лишнего, а без лишнего - и всем "ничего личного".
правда, возможно, и так - ничего личного. слезы - вода, лазанья - еда.
папа, умри во мне, я хочу быть собой, а не тобою в зеркале, не несбывшимся, а самой собой, папа, ты человек,
а я - кошка.